проснулся утром весь в бреду. таблетку съел -- не помогло.
Всё на этом, я сломалась.
Я говорю и пишу — мне плохо одной. Тяжело, невыносимо иногда, страшно и печально, мне кажется, что не все понимают масштаб трагедии. Просто всё это зашло уже слишком далеко и меняет меня, мое поведение и характер, меняет в отвратительнейшую сторону. Но что же делать, я ломаюсь.
Я устала понимать всех вокруг, я хочу, чтобы понимали меня. Мне надоело кем-то интересоваться, я хочу, чтобы кто-нибудь интересовался мной — смотрел моё кино, слушал мою музыку, ходил по моему городу моими маршрутами, пил моё вино. Мне осточертело маяться и думать о том, как лучше для кого-то, как спокойнее, привычнее, мне надоело над всеми трястись — я хочу, чтобы кто-нибудь переживал за меня, думал, как для меня лучше, для меня спокойнее. Надоело искать объятий, нужно, чтобы кто-нибудь захотел обнять, чтобы кому-то хотелось меня защищать. Каждый божий день. Я больше не могу говорить, я хочу иметь возможность с кем-то молчать.
Это слабость, а я хочу, чтобы это стало силой.
Я поняла, частота моих ссор с Полиной растёт пропорционально невыносимости одиночного существования. Чем больше, чаще, сильнее я ощущаю собственную незащищенность и одиночность, тем сложнее мне слушать других людей и как-то адекватно реагировать на их проблемы, и я уже давно ощущаю, что постепенно кончается завод, кажется, горючего еще плещется на донышке, но может не хватить до следующего заправочного пункта.
Это то, что сделало из меня параноика и мешает мне дружить. То, о чем труднее всего говорить, потому что это несравнимо и невыразимо, а тебе-то кажется, что ты однее всех, это то, чем нельзя мериться, да и не хочется — вообще говорить об этом.
Где же ты.
Nouvelle Vague - In A Manner Of Speaking
Я говорю и пишу — мне плохо одной. Тяжело, невыносимо иногда, страшно и печально, мне кажется, что не все понимают масштаб трагедии. Просто всё это зашло уже слишком далеко и меняет меня, мое поведение и характер, меняет в отвратительнейшую сторону. Но что же делать, я ломаюсь.
Я устала понимать всех вокруг, я хочу, чтобы понимали меня. Мне надоело кем-то интересоваться, я хочу, чтобы кто-нибудь интересовался мной — смотрел моё кино, слушал мою музыку, ходил по моему городу моими маршрутами, пил моё вино. Мне осточертело маяться и думать о том, как лучше для кого-то, как спокойнее, привычнее, мне надоело над всеми трястись — я хочу, чтобы кто-нибудь переживал за меня, думал, как для меня лучше, для меня спокойнее. Надоело искать объятий, нужно, чтобы кто-нибудь захотел обнять, чтобы кому-то хотелось меня защищать. Каждый божий день. Я больше не могу говорить, я хочу иметь возможность с кем-то молчать.
Это слабость, а я хочу, чтобы это стало силой.
Я поняла, частота моих ссор с Полиной растёт пропорционально невыносимости одиночного существования. Чем больше, чаще, сильнее я ощущаю собственную незащищенность и одиночность, тем сложнее мне слушать других людей и как-то адекватно реагировать на их проблемы, и я уже давно ощущаю, что постепенно кончается завод, кажется, горючего еще плещется на донышке, но может не хватить до следующего заправочного пункта.
Это то, что сделало из меня параноика и мешает мне дружить. То, о чем труднее всего говорить, потому что это несравнимо и невыразимо, а тебе-то кажется, что ты однее всех, это то, чем нельзя мериться, да и не хочется — вообще говорить об этом.
Где же ты.
Nouvelle Vague - In A Manner Of Speaking
-
-
29.06.2011 в 10:23Не ломайся. Хотя даже если так - Я тебя починю.
-
-
29.06.2011 в 14:00