проснулся утром весь в бреду. таблетку съел -- не помогло.
я мюсли, следовательно, я существафли ©
среда, 07 января 2009
проснулся утром весь в бреду. таблетку съел -- не помогло.
Мне кажется, что это вся моя жизнь. Ты учишься, пишешь курсовые, ходишь в универ, покупаешь замороженные овощи, а потом вдруг... ты ходишь по улицам большого города, пьешь венский за столиком у окна, стоишь в очереди, тратишь все деньги на пиво, сигареты и метро, смеешься постоянно - а потом вдруг просыпаешься и понимаешь, что...
Думаешь: это сон или я спал все это время?
Запутанно. И глупо. Мимо несутся туристы.
Думаешь: это сон или я спал все это время?
Запутанно. И глупо. Мимо несутся туристы.
среда, 31 декабря 2008
проснулся утром весь в бреду. таблетку съел -- не помогло.
На самом деле, у меня все хорошо. Даже отлично.
Я боюсь глазить, но все устаканилось, а для меня это - главное.
Что было - прошло. Те, кто мог остаться - остались. Тем, кому пора было идти - ушли.
Для меня главным итогом этого года стало то, что моя жизнь изменилась. Окончательно. Ничто уже не будет как прежде. Не лучше, не хуже, а уже иначе, даже если внешне будет казаться, что все по-прежнему. Я доковыляла на своих чертовых каблуках до конца декабря, я выучила свои уроки, сдала экзамены, не все на отлично, как минимум треть на два, но я выучила постфактум. И я вхожу в новый год уставшая, больная, злая, но - другая. И даже счастливая. А отдохнуть и выспаться время у меня будет.
И да, снег падает.
© Letaro
считайте, что эти слова - мои.
кто
пятнадцать минут.
она продиктовала мне свой номер.
мы сегодня ходили на "париж". фильм удивительный, как сказала моя мама: "наверное, Бинош не снимается в плохих фильмах". грустный, веселый и страшный. он весь говорит о нашей жизни, там все, что думают и делают обычные люди, этого там так же много, как в американских глупых молодежных комедиях. классический сюжет, обычные сюжетные повороты, вот только фильм - волшебный, и Париж волшебный.
- вы что, причесывались динамитом?
десять минут.
я в этом году тридцать первого не резала салаты, не бегала по квартире, не провела вообще весь день дома, не смотрела еще "иронию судьбы". я гуляла по городу, придя домой только в десять часов вечера. и город - он удивительный, я хотела бы показать его вам; я сидела в кофейне, пила какао (ведь новый год, можно), смотрела в окно на бегущих людей и летящие машины, слушала джаз и синатру, и мне было так хорошо.
все-таки при всей отвратительности данного праздника, я люблю новый год - потому что не смотря ни на что, ты забываешь в этот день все глупости и ненужности, и в голове остается только пустая нежность к окружающему миру, суетливому, жаркому, хмурому и улыбающемуся.
и я встречу новый год уставшей, больной, другой - новой. улыбающейся.)
Я боюсь глазить, но все устаканилось, а для меня это - главное.
Что было - прошло. Те, кто мог остаться - остались. Тем, кому пора было идти - ушли.
Для меня главным итогом этого года стало то, что моя жизнь изменилась. Окончательно. Ничто уже не будет как прежде. Не лучше, не хуже, а уже иначе, даже если внешне будет казаться, что все по-прежнему. Я доковыляла на своих чертовых каблуках до конца декабря, я выучила свои уроки, сдала экзамены, не все на отлично, как минимум треть на два, но я выучила постфактум. И я вхожу в новый год уставшая, больная, злая, но - другая. И даже счастливая. А отдохнуть и выспаться время у меня будет.
И да, снег падает.
© Letaro
считайте, что эти слова - мои.
кто
пятнадцать минут.
она продиктовала мне свой номер.
мы сегодня ходили на "париж". фильм удивительный, как сказала моя мама: "наверное, Бинош не снимается в плохих фильмах". грустный, веселый и страшный. он весь говорит о нашей жизни, там все, что думают и делают обычные люди, этого там так же много, как в американских глупых молодежных комедиях. классический сюжет, обычные сюжетные повороты, вот только фильм - волшебный, и Париж волшебный.
- вы что, причесывались динамитом?
десять минут.
я в этом году тридцать первого не резала салаты, не бегала по квартире, не провела вообще весь день дома, не смотрела еще "иронию судьбы". я гуляла по городу, придя домой только в десять часов вечера. и город - он удивительный, я хотела бы показать его вам; я сидела в кофейне, пила какао (ведь новый год, можно), смотрела в окно на бегущих людей и летящие машины, слушала джаз и синатру, и мне было так хорошо.
все-таки при всей отвратительности данного праздника, я люблю новый год - потому что не смотря ни на что, ты забываешь в этот день все глупости и ненужности, и в голове остается только пустая нежность к окружающему миру, суетливому, жаркому, хмурому и улыбающемуся.
и я встречу новый год уставшей, больной, другой - новой. улыбающейся.)
понедельник, 29 декабря 2008
проснулся утром весь в бреду. таблетку съел -- не помогло.
воскресенье, 28 декабря 2008
проснулся утром весь в бреду. таблетку съел -- не помогло.
там солнышко (!!). а тут учебники. какой выбор 
четверг, 25 декабря 2008
проснулся утром весь в бреду. таблетку съел -- не помогло.
старославянский, мой любимый.)
воскресенье, 21 декабря 2008
проснулся утром весь в бреду. таблетку съел -- не помогло.
хочется с кем-нибудь поораться
вторник, 16 декабря 2008
проснулся утром весь в бреду. таблетку съел -- не помогло.
завтра - 17 декабря.
у меня два зачета, семинар по былинам, тренировка и библиотека.
и нет, с кем выпить - хотя бы просто за.
у меня два зачета, семинар по былинам, тренировка и библиотека.
и нет, с кем выпить - хотя бы просто за.
проснулся утром весь в бреду. таблетку съел -- не помогло.
вика для меня, как слон: смотреть на нее - сплошное удовольствие. но свой слон мне не нужен
воскресенье, 14 декабря 2008
проснулся утром весь в бреду. таблетку съел -- не помогло.
хм.) сижу, радио слушаю, а они мне и говорят - вообще, американские ученые выяснили, что для нормального самочувствия и средних лет жизни нужно три объятия в день, для хорошего самочувствия и хороших лет жизни - как минимум семь.
и так каждый день - хоть раз, но услышу новое открытие американских ученых. весело им там живется.
и так каждый день - хоть раз, но услышу новое открытие американских ученых. весело им там живется.
суббота, 13 декабря 2008
проснулся утром весь в бреду. таблетку съел -- не помогло.
по-моему, заворачивать подарки - это одна из самых крутых процедур праздника.)
проснулся утром весь в бреду. таблетку съел -- не помогло.
снился мне, значит, конец света. застало нас известие о его приближении в книжном магазине. и единственное, что меня как-то сильно беспокоило - я не могла выбрать книжку, которую бы купить и взять туда.
все на этом.
все на этом.
суббота, 06 декабря 2008
проснулся утром весь в бреду. таблетку съел -- не помогло.
чорт, что бы еще удалить или почистить по максимуму.
пятница, 05 декабря 2008
проснулся утром весь в бреду. таблетку съел -- не помогло.
почему я здесь, а ты - там.
я никого больше не хочу видеть, только тебя.
господи.
я никого больше не хочу видеть, только тебя.
господи.
среда, 03 декабря 2008
проснулся утром весь в бреду. таблетку съел -- не помогло.
мне все это, конечно, очень нравится, но дайте мне хоть часов пять лишних в сутках, чтобы поспать, и будет отличненько. а то, к сожалению, мой организм отказывается воспринимать грамматику и фольклор как эквивалент сна.(
воскресенье, 30 ноября 2008
проснулся утром весь в бреду. таблетку съел -- не помогло.
издержки разговоров с яндексом: по древнерусской ищу разные крестные штуки, набираю в строке поиска "крестн", он мне выдает:
крестное знамение убивает микробы и изменяет оптические свойства воды. я в шоке. от такого-то знамения.
крестное знамение убивает микробы и изменяет оптические свойства воды. я в шоке. от такого-то знамения.
пятница, 28 ноября 2008
проснулся утром весь в бреду. таблетку съел -- не помогло.
как приятно, что есть еще хоть что-то постоянное. например, наша районная поликлиника 8))
практически все с дикой яростью относятся даже к слову "поликлиника", а я - (не знаю даже, как так получилось) - свою поликлинику люблю, со всеми ее сердитыми гардеробщицами и страшными огромными тетями в боксе. и люблю я ее за. непонятно за что. наверное, как и многое другое, я люблю ее за свои детские открытки, вынутые из большой черной массы памяти, ну потому что - а как это можно забыть? у всех есть такие кодовые знаки, ритуалы, предметы - символы детского быта. что касается поликлиники, я хорошо помню: огромные бордовые диваны с деревянными ручками и изорванной кожей, такие, на которые садишься - и в них утопаешь; белые столы для пеленания детей, по четыре в каждой рекреации, на них можно посидеть и поиграть, они такие белые; аптеку на первом этаже с аскорбииинками; там же на первом этаже стол с книжками и раскрасками, у которого постоянно залипаешь, естественно, и тетю с носками, колготками и шерстяными ласинами с начесом, эта тетя стояла на самом выходе, в ответвлении коридора - и там естественно всегда залипала мама; помню гардеробщиц, которые вообще никогда не исчезали, они были там всегда, одна с каменными лицом, вторая со спокойно-доброжелательным; помню длиииинные коридоры, по которым грех не поноситься; и крики мамаш по этому поводу) ; огромные толпы родителей и детей в любое время, когда бы мы ни пришли; наконец, я помню часы ожидания. они были наполнены продиранием через буквы в книжке, надоеданием маме, которая всегда делала какие-то серьезные дела, рисованием у нее в записной книжке и изучением этой же записной книжки (между прочим, это кладезь - я до сих пор это изучение не закончила) и разглядываением самых лучших в моей жизни животных - на каждой белой, деревянной, огромной двери в кабинет внизу бардовой краской, наверняка по трафарету, была нарисована какая-нибудь животинка с добрыми-добрыми глазами. на нашей двери был олененок.
теперь это отремонтированное здание. никаких аскорбинок, книжек и носков - два ресепшена напротив, два автомата, с жвачками и бахилами, доска объявлений и папки для записи. никаких красных рваных диванов - черные хорошие скамейки. нет и моих любимых зверей, их прогнали, поставив глупые пластиковые двери непонятного серого оттенка, и лампы над дверьми теперь не желтые, не заляпанные милой душе красной краской, а пустые и серые. по коридорам не бегает никто, вообще все вымерли - поликлиника стоит пустая, на каждом этаже от силы пять детей наберется, никаких очередей, никакого гама, никто не визжит и не орет (благим) матом. только тетеньки в регистратуре и справочном остались такие же строгие, но справедливые и добрые.
и, конечно же, всегда был и есть - Арабов, наш доктор. вообще, я бы ходила туда просто так, на профилактику, поговорить с арабовым.) это самый лучший айболит на свете; я знаю, что он меня помнит, ведь уже семнадцать лет он наш участковый врач.) для меня это все намного круче первой учительницы, это - мой первый и единственный доктор.) а ты - ко мне, рита, ушки, носик, горлышко, повернись, другим боком, другим, другим, другим. я разборчиво пишу? это все остается во мне каждый раз вплёсками, теплой галькой на дне солнечного сплетения, я готова сидеть перед ним сколько угодно, сколько угодно, сколько угодно. он прекрасен, и такие люди делают меня - прекрасной. и галька - она греет в трудные минуты
практически все с дикой яростью относятся даже к слову "поликлиника", а я - (не знаю даже, как так получилось) - свою поликлинику люблю, со всеми ее сердитыми гардеробщицами и страшными огромными тетями в боксе. и люблю я ее за. непонятно за что. наверное, как и многое другое, я люблю ее за свои детские открытки, вынутые из большой черной массы памяти, ну потому что - а как это можно забыть? у всех есть такие кодовые знаки, ритуалы, предметы - символы детского быта. что касается поликлиники, я хорошо помню: огромные бордовые диваны с деревянными ручками и изорванной кожей, такие, на которые садишься - и в них утопаешь; белые столы для пеленания детей, по четыре в каждой рекреации, на них можно посидеть и поиграть, они такие белые; аптеку на первом этаже с аскорбииинками; там же на первом этаже стол с книжками и раскрасками, у которого постоянно залипаешь, естественно, и тетю с носками, колготками и шерстяными ласинами с начесом, эта тетя стояла на самом выходе, в ответвлении коридора - и там естественно всегда залипала мама; помню гардеробщиц, которые вообще никогда не исчезали, они были там всегда, одна с каменными лицом, вторая со спокойно-доброжелательным; помню длиииинные коридоры, по которым грех не поноситься; и крики мамаш по этому поводу) ; огромные толпы родителей и детей в любое время, когда бы мы ни пришли; наконец, я помню часы ожидания. они были наполнены продиранием через буквы в книжке, надоеданием маме, которая всегда делала какие-то серьезные дела, рисованием у нее в записной книжке и изучением этой же записной книжки (между прочим, это кладезь - я до сих пор это изучение не закончила) и разглядываением самых лучших в моей жизни животных - на каждой белой, деревянной, огромной двери в кабинет внизу бардовой краской, наверняка по трафарету, была нарисована какая-нибудь животинка с добрыми-добрыми глазами. на нашей двери был олененок.
теперь это отремонтированное здание. никаких аскорбинок, книжек и носков - два ресепшена напротив, два автомата, с жвачками и бахилами, доска объявлений и папки для записи. никаких красных рваных диванов - черные хорошие скамейки. нет и моих любимых зверей, их прогнали, поставив глупые пластиковые двери непонятного серого оттенка, и лампы над дверьми теперь не желтые, не заляпанные милой душе красной краской, а пустые и серые. по коридорам не бегает никто, вообще все вымерли - поликлиника стоит пустая, на каждом этаже от силы пять детей наберется, никаких очередей, никакого гама, никто не визжит и не орет (благим) матом. только тетеньки в регистратуре и справочном остались такие же строгие, но справедливые и добрые.
и, конечно же, всегда был и есть - Арабов, наш доктор. вообще, я бы ходила туда просто так, на профилактику, поговорить с арабовым.) это самый лучший айболит на свете; я знаю, что он меня помнит, ведь уже семнадцать лет он наш участковый врач.) для меня это все намного круче первой учительницы, это - мой первый и единственный доктор.) а ты - ко мне, рита, ушки, носик, горлышко, повернись, другим боком, другим, другим, другим. я разборчиво пишу? это все остается во мне каждый раз вплёсками, теплой галькой на дне солнечного сплетения, я готова сидеть перед ним сколько угодно, сколько угодно, сколько угодно. он прекрасен, и такие люди делают меня - прекрасной. и галька - она греет в трудные минуты
понедельник, 24 ноября 2008
проснулся утром весь в бреду. таблетку съел -- не помогло.
вообще, не знаю, что мне теперь делать. вообще теперь.
мне хочется разреветься, выпить пару литров воды, выбить пару пальцев, ебнуть ей по физиономии, зажмуриться, проснуться.
в этот момент в фильме должен прийти любименький дружочек, в сказке - волшебный помощник, в жизни - ванная.
господи. я только начала успокаиваться.
Настя, забери меня отсюда.
кажется, я больше так
НЕ СМОГУ, фу, блять.
мне хочется разреветься, выпить пару литров воды, выбить пару пальцев, ебнуть ей по физиономии, зажмуриться, проснуться.
в этот момент в фильме должен прийти любименький дружочек, в сказке - волшебный помощник, в жизни - ванная.
господи. я только начала успокаиваться.
Настя, забери меня отсюда.
кажется, я больше так
НЕ СМОГУ, фу, блять.
суббота, 22 ноября 2008
проснулся утром весь в бреду. таблетку съел -- не помогло.
пятница, 21 ноября 2008
проснулся утром весь в бреду. таблетку съел -- не помогло.
Три дня идет снег.
Он такой мягкий, и чаще всего за эти три дня я вижу/слышу фразу "заткнитесь уже со своим снегом", а как.
Он такой мягкий. Я никак не могу отделаться от ощущения, что все это - специально; снег пошел в среду, на следующий день после приезда; как не хочется каждое утро выходить из дома, но я смотрю в окно. И единственное, что остается в моей голове - это картинка: черные дорожки тропинок в этом белом потоке. В этой гуще, в белом песке, в ворохе сладкой ваты, синеющей предрассветными сумерками. Я надеваю куртку и шапку с помпоном, я закрываю ноутбук, я открываю дверь подъезда - и все на этом.
Никогда не испытывала ненависти к зиме, как и страха, что зима будет длиться вечно, никогда во мне не было предрассудков по поводу зимних меланхолий и накрутов; я еще понимаю, как можно не любить мокрую слякоть и ноль градусов, которые теперь у нас почему-то называются зимой; но то, что сейчас - снег и безветрие, относительная сухость, начало зимы, как от такого можно воротить нос?
Снег - он такой мягкий, как. Как первые листья, как первая трава - когда их мнешь в руках, носом и щеками зарываешься в них и никак не можешь до конца почувствовать, насколько они - теплые, нежные, ласковые. И в этой метели хочется исчезнуть. Закричать и бегать по кругу, бить в бубен и кричать, кричать, кричать, в последних криках вымаливать горечь обиженных жалоб, потому что - сколько можно. Вся эта канитель слов и эмоций, развяжи ее, пусти по ветру, пусть искрится, что она мне теперь; все мое сознание теперь запарено в нули, уже реальность съехала в сторонку, упала планка и валяется в пыли, и крыша рвет за чайками вдогонку.
Я когда-то уже писала об этом: такой снег, первый, низкий, сухой и цепкий, он очень похож на комочки сухого молока. Он стелется по утреннему асфальту гигантской паутиной; будто кто-то рассыпал по полу белый порошок (бежим на улицу, это не снег!); будто кто-то не допил чай, и на дне остались лежать в ворохе темных чаинок одинокие, ощетинившиеся комочки того самого молока, как-то по-детски приторного. И если посмотреть на этот снег, как он ласкает и обнимает проезжую часть, то можно забыть обо всем на свете; ветер гонит белые стайки, а ты стоишь, как дурак, и думаешь: ведь это я - сладость, я - нежность, я - слабость, и ведь забываешь обо всем, окружающего мира вообще не существует, твое сознание гонится за такой приятной прохладной пустотой, а тело за ветром, что уносит к заливу зазевавшийся белый песок. Нет машин, нет полных автобусов, нет злых замерзших людей, нет университета, нет сигарет и нету музыки в твоих наушниках, она звучит - у тебя в голове, твоя музыка. Я могла бы стоять так вечно, это выше моих сил.
Дальше, беги дальше, быстрее, за тобой никто не гонится, но ты беги. И я бегу в этом снегопаде, бреду, еле шевеля ногами, по заметенным набережным мимо туманной реки, оглядываясь в поисках ориентира, но ничего не видно. Это как странный сон, и ты не можешь понять - это даже не кошмар, просто ты абсолютно потерян; ты в этом городе, и этот снег - проводник, ты вся дрожишь, а проходя мимо Петропавловки, видишь умилительнейшую картинку: человек раздевается, ныряет в канал и переплывает на другой берег. Кто все эти люди, зачем они это постоянно делают? Как у них все это складывается в голове? Непонятно. И глупо, глупо, глупо.
Почему-то снег в моем сознании - это монастырь; пусть меня заметет и мне будет тепло и не страшно там, под снегом; и можно смотреть в окно, и видеть эту мешанину звуков и предметов, просто стоять на темной кухне за тюлевой занавеской и смотреть в окно, и держать горячую чашку в сухих пальцах. Я знаю, что зима сильнее: на может показать тебе чудо, а может втоптать в грязь по самые веки, это только ее прихоти; с ней весело играть.
И каждая зима уходит, волоча за собой сладкие слезы, горький чай, связки побрякушек. И каждой новой я жду - как чуда, потому что никогда в другое время я не ощущаю себя такой защищенной. Городом, снегом, праздниками, суетой, обязанностями, друзьями и вечерами с головной болью любовью.
Третий день у нас снег.
Он такой мягкий, и чаще всего за эти три дня я вижу/слышу фразу "заткнитесь уже со своим снегом", а как.
Он такой мягкий. Я никак не могу отделаться от ощущения, что все это - специально; снег пошел в среду, на следующий день после приезда; как не хочется каждое утро выходить из дома, но я смотрю в окно. И единственное, что остается в моей голове - это картинка: черные дорожки тропинок в этом белом потоке. В этой гуще, в белом песке, в ворохе сладкой ваты, синеющей предрассветными сумерками. Я надеваю куртку и шапку с помпоном, я закрываю ноутбук, я открываю дверь подъезда - и все на этом.
Никогда не испытывала ненависти к зиме, как и страха, что зима будет длиться вечно, никогда во мне не было предрассудков по поводу зимних меланхолий и накрутов; я еще понимаю, как можно не любить мокрую слякоть и ноль градусов, которые теперь у нас почему-то называются зимой; но то, что сейчас - снег и безветрие, относительная сухость, начало зимы, как от такого можно воротить нос?
Снег - он такой мягкий, как. Как первые листья, как первая трава - когда их мнешь в руках, носом и щеками зарываешься в них и никак не можешь до конца почувствовать, насколько они - теплые, нежные, ласковые. И в этой метели хочется исчезнуть. Закричать и бегать по кругу, бить в бубен и кричать, кричать, кричать, в последних криках вымаливать горечь обиженных жалоб, потому что - сколько можно. Вся эта канитель слов и эмоций, развяжи ее, пусти по ветру, пусть искрится, что она мне теперь; все мое сознание теперь запарено в нули, уже реальность съехала в сторонку, упала планка и валяется в пыли, и крыша рвет за чайками вдогонку.
Я когда-то уже писала об этом: такой снег, первый, низкий, сухой и цепкий, он очень похож на комочки сухого молока. Он стелется по утреннему асфальту гигантской паутиной; будто кто-то рассыпал по полу белый порошок (бежим на улицу, это не снег!); будто кто-то не допил чай, и на дне остались лежать в ворохе темных чаинок одинокие, ощетинившиеся комочки того самого молока, как-то по-детски приторного. И если посмотреть на этот снег, как он ласкает и обнимает проезжую часть, то можно забыть обо всем на свете; ветер гонит белые стайки, а ты стоишь, как дурак, и думаешь: ведь это я - сладость, я - нежность, я - слабость, и ведь забываешь обо всем, окружающего мира вообще не существует, твое сознание гонится за такой приятной прохладной пустотой, а тело за ветром, что уносит к заливу зазевавшийся белый песок. Нет машин, нет полных автобусов, нет злых замерзших людей, нет университета, нет сигарет и нету музыки в твоих наушниках, она звучит - у тебя в голове, твоя музыка. Я могла бы стоять так вечно, это выше моих сил.
Дальше, беги дальше, быстрее, за тобой никто не гонится, но ты беги. И я бегу в этом снегопаде, бреду, еле шевеля ногами, по заметенным набережным мимо туманной реки, оглядываясь в поисках ориентира, но ничего не видно. Это как странный сон, и ты не можешь понять - это даже не кошмар, просто ты абсолютно потерян; ты в этом городе, и этот снег - проводник, ты вся дрожишь, а проходя мимо Петропавловки, видишь умилительнейшую картинку: человек раздевается, ныряет в канал и переплывает на другой берег. Кто все эти люди, зачем они это постоянно делают? Как у них все это складывается в голове? Непонятно. И глупо, глупо, глупо.
Почему-то снег в моем сознании - это монастырь; пусть меня заметет и мне будет тепло и не страшно там, под снегом; и можно смотреть в окно, и видеть эту мешанину звуков и предметов, просто стоять на темной кухне за тюлевой занавеской и смотреть в окно, и держать горячую чашку в сухих пальцах. Я знаю, что зима сильнее: на может показать тебе чудо, а может втоптать в грязь по самые веки, это только ее прихоти; с ней весело играть.
И каждая зима уходит, волоча за собой сладкие слезы, горький чай, связки побрякушек. И каждой новой я жду - как чуда, потому что никогда в другое время я не ощущаю себя такой защищенной. Городом, снегом, праздниками, суетой, обязанностями, друзьями и вечерами с головной болью любовью.
Третий день у нас снег.