когда я вырасту большой-большой, сдержанной и взрослой снег пошел??, я издам книжечку Москва-Петербург. Заметки. а сейчас получаются вспоминалки и какие-то редкие посты.

Я не привыкла, я не знаю и не умею жать в Питере летом. летом есть Мста, гречневая каша, ночи-без-сна, страх темноты, деревенский дом и я внутри него; летом есть бульвары, Кофе Хаус, Патриаршие, бесконечные сигареты и мои ксюшины ключи от моего настиного дома, квартира Архангельской и я, живущая в ней. А здесь - начинаю срываться. Вода напоминает мне только о Ладоге, жара - о ночной прохладе Смоленской набережной, мультифруктовый сок - о бутербродах с сыром в четыре утра после долгих девичьих разговоров. Может, это все-таки и значит что-то: в Петербурге я вся в Смоленском - мое кладбище и моя грязная вода; в Москве я вся в Смоленском - пятый этаж, столичная жара, сигареты и Канунникова.

И вот еще – все-таки даже отношение другое. Хотя, может быть, это от безденежья зависит.. м: в Петербурге я наблюдаю полное понимание – пачки на двоих курятся совершенно свободно, сегодня зеленинская, завтра моя; не возникает даже вопросов, просто рука вытаскивает две сигареты..

в Москве же у каждого есть сигареты, свои. И тут дело в другом, наверное. Во-первых, у самого голодного студента есть пятьдесят рублей на пачку сигарет. Во-вторых, они все ужасно самостоятельные, и курят все разное – у них есть четкие границы между марками, они не курят, как мы, то, что только куриццо, они педантичны в этом, мне кажется.

И еще, цепляясь за это – в столице все жутко самостоятельные. Я не могу так навскидку сказать, когда мы скидывались на что-то. То есть когда мы с Настей ходили на киевский рынок – это да, но это смешно, это домашнее. В магазинах же каждый покупает сам – коктейли, бомжпакеты, сигареты, йогурты. Водку кто-то приносит, или покупает один человек. Все так и есть, во всяком случае со мной в мск – это не Петербург, где при встрече (любой мало-мальски общей) все деньги отдаются в один кошелек и из общего капитала размышляется о средствах компании; и не важно, что у одного восемь рублей, а у другого – восемьсот (бывает, да), все – общее совершенно. И если у одного есть, а другие на мели, эти деньги одного только человека становятся общественными, и человек никогда не возражает (конечно, за редкими исключениями, подтверждающими правило); у нас – «у меня был рубль, у него четыре, в связи с этим мы взяли три бутылки вина» © МН, петербуржец ясен.