Мне кажется, я сейчас буду много писать. Во всяком случае, мне этого хочется, не знаю, насколько это получится, потому что тут же хочется и всё читать, везде видеть, работать, говорить.

Я действительно люблю это время. Весну, но сейчас не столько потому, что это весна, а потому, что это время общей жизни. Глобальным катализатором этого являются конференции, точнее, наша универская старшая конференция. Это то, о чем я писала в октябре десятого года, на втором курсе, о том, что как я могу это всё оставить. На самом деле всё намного сложнее, когда я начинаю об этом думать, я, наверное, не человек науки, я человек людей, потому что именно они меня вдохновляют, они заставляют меня что-то пытаться делать, они мой стоп-кран и турбоусилитель. Характерна даже недавняя ситуация с семинаром, когда я пошла к Н.С. кроме всего прочего и потому, что знала — у меня, скорее всего, не хватит духу ее подвести. Ну то есть как, я всё равно лоботрясничала полгода, но этот стыд за не-работу отдается во мне по-другому, потому что когда я «писала» у Б.В., мне было просто абстрактно стыдно за ничегонеделанье, за лень и тупость, абстрактно стыдно перед абстрактным вышестоящим лицом. А здесь это безусловно личное отношение, потому что я не могу позволить себе не работать, не пытаться работать, потому что тогда Н.С. перестанет считать меня за человека, а это неприемлемо для меня. Но самое смешное, что сейчас эта мотивация пошла дальше - Н.С. крепко дружит с нашей любовью Щербенком, и перед ним тем более я не хочу оказаться тупым уебищем, потому что где презрение Н.С., там автоматически и презрение А.В., а это будет ну просто катастрофа. Забавно, что Полина с Димой, оказывается, об этом говорили и радовались, что теперь у меня еще больше причин делать учебу. Я до сих пор, когда здороваюсь с Григорьевой, вспоминаю, что она мне сказала после экзамена по композиции, и становится стыдно.
У меня не получается просто как-то абстрактно любить всю эту науку. Нет, получается, но дальше платонического чувства ничего не идет, я сижу в своем панцирьке, дома, читаю какие-то книжечки, загоняю глобальные темы, которые можно развернуть в диссертации, но только на кухне и только Шуше, ни в коем случае никому и никуда дальше, ничто не заставит меня попытаться получить какие-то отклики от сообщества. Но когда подключается человеческий фактор, во мне происходит какая-то революция, и сегодня, сидя на кафедре, я поймала себя на том, что меня тянет поднять руку, хотя мне совершенно нечего сказать. Но это какое-то неосознанное желание активности, дискуссии, вхождения в живую научную тусовку. Вот, да, я люблю тусоваться, ну что ты будешь делать.
Но, мне кажется, моя внезапная любовь к этим людям очень внезапна и не всегда имеет под собой какую-то стационарную почву. Я не уверена, что вся эта система мотивировок и чувств будет реально работать вне моей кафедры, что, в принципе, уже постепенно доказывается. И, кстати, достаточно часто нежность появляется во мне до знакомства с объектом, как сейчас, например, происходит, с ЕУ. Я слушала про него со второго курса, и к моменту, когда я наконец туда попала (на конференцию на прошлой неделе), мне уже он казался совершенно прекрасным. Магами первого уровня вроде Марковича и Б.В. я тоже восхищалась уже заочно, реальная картинка просто наложилась на образ, и так со многим. М.Н. я вообще сначала узнала с утра на кухне как маму нашего фланера, и только сейчас столкнулась с ней как с преподавателем. Не знаю, хорошо это или плохо, но так есть.

Мелочишко:
Я бы, конечно, никогда не простила себе, если бы не видела и не записала, как А.В. на кафедре в ходе дискуссии ругается матом.
Диана на мой отчет о том, почему меня отчисляли, ответила: ааа, так это ты! ну просто в народе ходит нарратив о некой девочке, которая не написала курсач у Аверина и была за это отчислена.
Картинок, к сожалению, нет, даже Исаакия.