Я не переставая ношу настину футболку, экспедиционную майку, пережившую покраску зеленкой и отстиравшуюся дочиста в настиной машине, ношу настин свитер, кольцо с бабонькой, часы, сижу вот в подаренных Аней гольфах в горошек, пахну Аниными духами, пью чай из настиной кружки, всё также неизменно ношу эйрин крестик, кутаюсь в Анин шарф. Я бы носила каждый день гайковскую толстовку, рубашку хаотика, какую-нибудь анину побрякушку на шее рядом с крестиком, алёнины глупые бусы, из ксениного платья бы не вылезала, если бы это у меня было.
Я знаю, что эти вещи должны меня защитить, они же все оберегают меня, защищают. Мне нужно это, чужие родные вещи, мне иногда кажется, что только они спасают меня от катастрофы.




Почти полтора года назад я писала о вещах, оставшихся или не оставшихся у меня от кого-то на память, писала, что мне уже не жалко, если ничего не остается. Но независимо от эмоциональной составляющей, я всегда воспринимала фенечки, сережечки, салфеточки, бумажечки как память о человеке, как вещественное доказательство того, что этот человек когда-то со мной был. А сейчас совсем этого нет, сейчас каждая вещь приобрела своё изначальное сакральное обережное значение, и я действительно чувствую, если так — то никто не тронет.